ХРОНИКА ЖИЗНИ
Детство. Становление героя
Я уже говорил о положении рабочих в мокрых копях и рудниках; на заводах оно несколько лучше, но далеко от того, чтобы признать его хорошим. Как труд этот отзывается на здоровье работников, видно из того, что в 1874 году, например: на 23 вдовца приходилась здесь 141 вдова – это в одном Александровском заводе. В том же году, на 60 родившихся мальчиков пришлось 64 умерших мужчин, а в 1873 на 64 родившихся – 67 умерших. У женщин это отношение между умершими и родившимися в пользу последних. Всего на заводе 1,098 мужчин и 1,236 женщин. Больше всего смертности в разгар работы. Взрослые мрут – от чахотки, дети – от горячки и худой пищи. От старости – очень мало, потому что здесь до неё редко доживают.
Александровский завод // Немирович-Данченко В. И. Кама и Урал: (очерки и впечатления). - С.-Петербург: Типография А. С. Суворина, 1890. С. 367-368.
Александровский завод // Немирович-Данченко В. И. Кама и Урал: (очерки и впечатления). - С.-Петербург: Типография А. С. Суворина, 1890. С. 367-368.
Александровский завод. Медвежий угол. Олицетвор[яет] упадок – рабочих 100-70 человек, работа для Луньевских копей. Церковь, две школы. Отсутствие всякой общ[ественной] жизни, не было даже клуба для зав[одских] служащих, обычных для Урала. Библиотека попеч[ения] о народн[ой] трезвости.
Коллекция письменных источников СОКМ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 1. Л. 11.
Из воспоминаний А. Г. Белобородова. 1932 г.
Коллекция письменных источников СОКМ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 1. Л. 11.
Из воспоминаний А. Г. Белобородова. 1932 г.
Листы из метрической книги Спасо-Преображенской церкви Александровского завода за 1891 г. с записью о крещении А. Г. Белобородова.
Государственный архив Пермского края. Ф. 37. Оп. 6. Д. 103. Л. 162.
Государственный архив Пермского края. Ф. 37. Оп. 6. Д. 103. Л. 162.
Моя родина – Александровский завод, б[ывшего] Соликамского уезда, расположенный недалеко (12 верст) от известных Кизеловских копей на Северном Урале, по жел[езно]дор[ожной] ветке Чусовая-Солеварни.
Родился я 26 окт[ября] 1891 года в семье рабочего Егора Васильевича Белобородова, от его жены Татьяны Фёдоровны.
Рос в относительно по тогдашним условиям и достаткам рабочей среды в относительно сносных условиях, т.е. не голодал, не холодал, ходил обутым и одетым, в меру шалил, в меру был наказываем, к ранней работе меня не принуждали, разве что по хозяйству.
<…>
Был у нас свой дом, состоявший из двух половин. В первой половине, одноэтажной, жил дедушка по отцу Василий Лукич с бабушкой Евдокией Гавриловной. Во второй половине, двухэтажной, жила наша семья. Хозяйство у нас состояло из коровы, штук 3-4 овец, десятка куриц. Такое же хозяйство было и у дедушки. На огороде мать садила картофель, капусту, морковь, брюкву, репу, горох, бобы лук. Овощи на стороне никогда не покупались. Огородные растения были для нас, ребят [зачеркнуто] и лакомством: пареная репа и брюква, тушёная морковь («паренки») – вот всё что давала скудная северная природа «на сладкое». К этому для полноты картины надо ещё добавить ягоды: землянику, малину, смородину и даже специфически северные ягоды как рябину и малосъедобную черемуху.
Я был первенцем и в качестве такового понятно от родительских забот успел получить больше чем остальные. Семья была довольно многочисленная. Кроме [зачеркнуто] живых в настоящее время *) двух сестер и брата было ещё две сестры и брат. Сестры померли в детстве, а брат, [зачеркнуто] был в 1918 году расстрелян колчаковцами в Тюмени.
*) пишется в начале 1932 года.
С тех пор как я помню себя, все детские годы, вплоть до поступления в школу, оставили во мне впечатление страшного и гнетущего однообразия. Зима – с начала октября до апреля – ровно полгода, с глубокими снегами, снежными вьюгами, трескучими морозами; все кругом завалено снегом, местами он лежит глубиной до сажени, ветер наметает его иногда «косами», вышиною больше сажени, у низких домов такие «косы» достигают до края крыши. <…> По такому снегу нашему брату нельзя и кататься, саночки погружаются в снег, их и порожняком тащишь с большим трудом. Податься стало быть некуда, надо сидеть дома.
Мороз… Воздух совершенно неподвижен и настолько разрежен что дышать нет мочи. Полозья громко скрипят и их скрип слышен за полверсты. Ознобить – не только лицо и уши, но руки и ноги можно совершенно незаметно для себя. Такой мороз гибелен не только для людей, но и для скота: у коров иногда оказываются отмороженными и соски и вымя. В такие морозы скот держат в теплом хлеву. На улицу не выберешься, да и не пустят. Надо сидеть дома…
Весной и летом вознаграждаешь себя за все лишения. С ростепелью, когда начинается бурное таяние снега, пускаешь скопившуюся перед снежной запрудой воду, лепишь разные сооружения из сырого снега.
Потом, когда снег сойдёт, играешь в «чижа», городки, лапту, «опорки» «отопки», запускаешь змея. Как на беду и дома работы тогда больше: надо чистить двор от навоза, надо помогать матери и бабушке в работе по огороду – тут не до игр.
Помогать в огороде это всегда впрочем доставляло мне всем нам большое удовольствие. Помогаешь вытаскивать из овощной ямы лежавший там всю зиму картофель, попутно лакомишься оставшейся морковью, ставшей особенно вкусной, помогаешь таскать из избы лук, наблюдаешь за священнодействием матери и бабушки над семенами капусты, моркови и брюквы. Дни теплые, все время проводишь на солнышке.
В весенние праздники, особенно на Троицу молодёжь затевала игры: хороводы, игру в горелки, в фанты. Мы вертелись тут же, организуя такие же игры из своих сверстников.
Часто, бывало случалось, бывать свидетелем драк, которые происходили между взрослыми парнями. Поселок делился на четыре района – «гора», «деревня», «залуньвенский» и «заониченский» (по названию двух маленьких речек Луньвы и Онички). Парни жившие в этих каждом районе составляли отдельную партию, враждовавшую с остальными. Драка начиналась обычно с того, что подвыпившие парни из одного района приходили в другой район, требовали принятия их в игры, начинали отпускать колкости по адресу присутствующих и предлог для столкновения.
Коллекция письменных источников СОКМ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 1. Л. 2, 5-10.
Из воспоминаний А. Г. Белобородова. 1932 г.
Родился я 26 окт[ября] 1891 года в семье рабочего Егора Васильевича Белобородова, от его жены Татьяны Фёдоровны.
Рос в относительно по тогдашним условиям и достаткам рабочей среды в относительно сносных условиях, т.е. не голодал, не холодал, ходил обутым и одетым, в меру шалил, в меру был наказываем, к ранней работе меня не принуждали, разве что по хозяйству.
<…>
Был у нас свой дом, состоявший из двух половин. В первой половине, одноэтажной, жил дедушка по отцу Василий Лукич с бабушкой Евдокией Гавриловной. Во второй половине, двухэтажной, жила наша семья. Хозяйство у нас состояло из коровы, штук 3-4 овец, десятка куриц. Такое же хозяйство было и у дедушки. На огороде мать садила картофель, капусту, морковь, брюкву, репу, горох, бобы лук. Овощи на стороне никогда не покупались. Огородные растения были для нас, ребят [зачеркнуто] и лакомством: пареная репа и брюква, тушёная морковь («паренки») – вот всё что давала скудная северная природа «на сладкое». К этому для полноты картины надо ещё добавить ягоды: землянику, малину, смородину и даже специфически северные ягоды как рябину и малосъедобную черемуху.
Я был первенцем и в качестве такового понятно от родительских забот успел получить больше чем остальные. Семья была довольно многочисленная. Кроме [зачеркнуто] живых в настоящее время *) двух сестер и брата было ещё две сестры и брат. Сестры померли в детстве, а брат, [зачеркнуто] был в 1918 году расстрелян колчаковцами в Тюмени.
*) пишется в начале 1932 года.
С тех пор как я помню себя, все детские годы, вплоть до поступления в школу, оставили во мне впечатление страшного и гнетущего однообразия. Зима – с начала октября до апреля – ровно полгода, с глубокими снегами, снежными вьюгами, трескучими морозами; все кругом завалено снегом, местами он лежит глубиной до сажени, ветер наметает его иногда «косами», вышиною больше сажени, у низких домов такие «косы» достигают до края крыши. <…> По такому снегу нашему брату нельзя и кататься, саночки погружаются в снег, их и порожняком тащишь с большим трудом. Податься стало быть некуда, надо сидеть дома.
Мороз… Воздух совершенно неподвижен и настолько разрежен что дышать нет мочи. Полозья громко скрипят и их скрип слышен за полверсты. Ознобить – не только лицо и уши, но руки и ноги можно совершенно незаметно для себя. Такой мороз гибелен не только для людей, но и для скота: у коров иногда оказываются отмороженными и соски и вымя. В такие морозы скот держат в теплом хлеву. На улицу не выберешься, да и не пустят. Надо сидеть дома…
Весной и летом вознаграждаешь себя за все лишения. С ростепелью, когда начинается бурное таяние снега, пускаешь скопившуюся перед снежной запрудой воду, лепишь разные сооружения из сырого снега.
Потом, когда снег сойдёт, играешь в «чижа», городки, лапту, «опорки» «отопки», запускаешь змея. Как на беду и дома работы тогда больше: надо чистить двор от навоза, надо помогать матери и бабушке в работе по огороду – тут не до игр.
Помогать в огороде это всегда впрочем доставляло мне всем нам большое удовольствие. Помогаешь вытаскивать из овощной ямы лежавший там всю зиму картофель, попутно лакомишься оставшейся морковью, ставшей особенно вкусной, помогаешь таскать из избы лук, наблюдаешь за священнодействием матери и бабушки над семенами капусты, моркови и брюквы. Дни теплые, все время проводишь на солнышке.
В весенние праздники, особенно на Троицу молодёжь затевала игры: хороводы, игру в горелки, в фанты. Мы вертелись тут же, организуя такие же игры из своих сверстников.
Часто, бывало случалось, бывать свидетелем драк, которые происходили между взрослыми парнями. Поселок делился на четыре района – «гора», «деревня», «залуньвенский» и «заониченский» (по названию двух маленьких речек Луньвы и Онички). Парни жившие в этих каждом районе составляли отдельную партию, враждовавшую с остальными. Драка начиналась обычно с того, что подвыпившие парни из одного района приходили в другой район, требовали принятия их в игры, начинали отпускать колкости по адресу присутствующих и предлог для столкновения.
Коллекция письменных источников СОКМ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 1. Л. 2, 5-10.
Из воспоминаний А. Г. Белобородова. 1932 г.
Свидетельство А. Г. Белобородова об окончании курса в Александровском мужском начальном училище. 1903 г.
Российский государственный архив социально-политической истории.
Ф. 588. Оп. 2. Д. 123. Л. 1.
Российский государственный архив социально-политической истории.
Ф. 588. Оп. 2. Д. 123. Л. 1.
В 1903 году Александр окончил начальное училище на родине.
Из показаний родителей, а также заведующего Александровским приходским училищем, данных в ходе следствия по делу 1908 году о распространении прокламаций, можно узнать, что «А. Белобородов поведения скромного и тихого и вёл себя всегда хорошо; в умственном отношении он не только развит, но, окончив училище первым учеником, выдавался из числа остальных товарищей по своему умственному кругозору».
ГАПК Ф.142. Оп.2. Д.81. Л. 17 об. Наблюдательное производство за делом Белобородова А. Г. и Красильникова П. Я., обвиняемых в распространении прокламаций РСДРП.
